История и мы.

Revolution

Умишка-то у тебя немного.
1917 год - третий год МИРОВОЙ войны.
Однако в стране нет продовольственного кризиса и голода.
Нет и карточной системы.

А 1940 год это 22-й год работы Софьи Власьевны и вообще-то двадцатый мирный год в стране -
К примеру сведения из советского Генерального штаба:
"Несмотря на крупные успехи в области развития сельского хозяйства накануне войны, зерновая проблема в силу ряда причин не была решена. Государственные заготовки и закупки зерна не покрывали всех потребностей страны в хлебе" (ВИЖ. 1961. N 7. С. 102).
Одним словом, успехи большие, но хлеба нет!
Как там у Войновича "Дела в колхозе шли плохо. Не сказать, что совсем плохо, можно даже сказать - хорошо, но с каждым годом все хуже и хуже."

А вот мнение сталинского Наркома финансов, члена ЦК А.Г. Зверева:
"К началу 1941 года поголовье крупного рогатого скота у нас еще не достигло уровня 1916 года" (Записки министра. С. 188).

А ведь уровень 1916 года - это не стандартный уровень России, а уровень, на который сельское хозяйство страны опустилось после двух лет опустошительной, разорительной войны.
В "мирное время" поголовье скота в Советском Союзе было ниже, чем в России в разгар мировой войны!
Уровень 1916 года - это, по стандартам предыдущих десятилетий, крайне низкий и почти катастрофический уровень, на котором возможны беспорядки, на котором ломается привычный уклад жизни и толпы народа могут высыпать на улицы.

Revolution

Да на кой нужна твоя индустриализация когда людям ЖРАТЬ нечего?
Ты танк на хлеб намажешь? Или снаряд грызть будешь?

Слышали,слышали... и про "индустриализацию" и про "коллективизацию"...

"Это первое осмысленное воспоминание моей жизни.
Бабка месила в деревянном корыте мамалыгу, я вертелся рядом: не перепадет ли кусочек. А отец, осунувшийся и усталый, сидел на табуретке и рассказывал.
Он только что вернулся из-под Умани, где проводил коллективизацию. Раньше, бывало, приезжая, он привозил муку, горшочки с медом, потом перестал; и на этот раз не привез ничего.
- Ну, загнали мы крестьян в колхозы револьверами, - говорил отец. - А они работать не хотят. Опустили руки и ничего не делают. Скот передох, поля остались незасеянными, заросли бурьянами. Говорить с людьми, столковаться - нет никакой возможности. Замкнутые, тупые, молчат, словно не люди. Сгоним на собрание - молчат, велим разойтись - расходятся. В общем, нашла коса на камень. Мы им: колхозы или смерть. Они на это: лучше смерть. Говорят: Ленин пообещал нам землю, за это революция была. И вот это одно задолбили, и стоят на том. Какая-то немыслимая, полоумная крестьянская забастовка, жрать больше нечего...
- Господи, - охала бабка, - так что ж ты там ел?
- Нам, коммунистам, выдавали по талонам, чтоб не сдохли, немножко деревенским активистам тоже, а вот что ОНИ жрут - это уму непостижимо. Лягушек, мышей уже нет, кошки ни одной не осталось, траву, солому секут, кору сосновую обдирают, растирают в пыль и пекут из нее лепешки. Людоедство на каждом шагу.
- Людоедство! Господи! Как же это?
- Очень просто. Скажем, сидим мы, в сельсовете, вдруг бежит деревенский активист, доносит: в такой-то хате девку едят. Собираемся, берем оружие, идем в эту хату. Семья вся дома в сборе, только дочки нет. Сонные сидят, сытые. В хате вкусно пахнет вареным. Печка жарко натоплена, горшки в ней стоят.
Начинаю допрашивать:
- Где ваша дочка?
- У город поихала...
- Зачем поехала?
- Краму( Ткани -Укр.) на платье купить.
- А в печи в горшках что?
- Та кулиш...
Выворачиваю этот "кулиш" в миску - мясо, мясо, рука с ногтями плавает в жире.
- Собирайтесь, пошли.
Послушно собираются, как сонные мухи, совсем уже невменяемые. Идут. Что с ними делать дальше? Теоретически - надо судить. Но в советских законах такой статьи - о людоедстве - нет! Можно - за убийство, так это ж сколько возни судам, и потом голод - это смягчающее обстоятельство, или нет? В общем, нам инструкцию спустили: решать на местах. Выведем их из села, свернем куда-нибудь в поле, в балочку, пошлепали из пистолета в затылок, землей слегка присыпали. - потом волки съедят."


PS Уток и кур в график забыл включить еще...

Вот индустриальный Челябинск -

О положении рабочих мы можем узнать из секретной спецсводки НКВД «О настроениях специалистов и рабочих моторо-ремонтного завода им. Второй пятилетки» (28.12.1934). Здесь цитируются слова кузнеца Левина, сказанные им в дружеском кругу: «Без карточной системы житуха рабочим будет хуже, так как продукты питания дороги. Что же Политбюро думало, решая этот вопрос – как будет жить рабочий с заработком 150 рублей и семьей 5 человек».

Также из спецсводки мы узнаем, что работники этого завода неоднократно жаловались на плохие условия жизни в общежитии, на отсутствие простыней, одеял, и на то, что на их жалобы никто не реагирует.

Может, завод им. Второй пятилетки – исключение, а на других предприятиях все хорошо? Нет, в документах, например, имеется докладная записка из оргбюро ЦК ВЛКСМ (13.02.1935): в ней отражены жалобы на положение рабочих на хлебокомбинатах № 1 и № 2 Челябинска. В записке сказано, что «зарплаты очень низкие: например, у рабочего со стажем 18 лет зарплата всего 150 рублей. Рабочие не обеспечены обувью, работают босиком. Нет рукавиц: рабочие у печей все с ожогами рук, а спецодежда грязная, рваная».

Кстати, кузнец Левин насчет «житухи» после отмены карточек не ошибся: цены на хлеб в 1935 году выросли, а сам хлеб приходилось добывать с боями в многочасовых очередях. Цитирую письмо жителя Троицка Николая Клюкина: «Вместо хлеба хорошего качества мы имеем односортный, плохого качества хлеб, за которым приходится стоять 2-3 часа в очереди, а затем, не получив его, бежать в другой конец города и снова стоять в очереди 2-3 часа, и снова не получить, и вернуться домой ни с чем».

Добавлено спустя 2 минуты 32 секунды:


Н. С. Хрущев (не либерал кстати) вспоминал, что до 1917 г., работая слесарем на донецкой шахте в Юзовке, он материально жил лучше, чем в 1930–е гг., когда был высокопоставленным партийным чиновником в Москве «… работая простым слесарем, зарабатывал 45 руб. при ценах на черный хлеб в 2 коп., на белый – 4 копейки, фунт сала – 22 коп., яйцо стоило копейку, ботинки, самые лучшие «Скороходовские» — 7 руб. Чего уж тут сравнивать. Когда я вел партработу в Москве, то и половины этого не имел, хотя занимал довольно высокое место».
Затем Хрущев честно признается, что в 30–е годы «другие люди были обеспечены еще хуже, чем я». Понятно, что простые рабочие и служащие получали намного меньше секретаря Московского горкома партии.
Кстати, в 1917 году Хрущеву было лишь 23 года, и он, конечно, не являлся по-настоящему квалифицированным рабочим, который мог получать в то время и по 100 руб. в месяц.