Живой
8)
Добавлено спустя 40 минут 47 секунд:
8) Испокон веков уж так на Руси повелось – жизнь человеческую почитать бесценной, даровой то есть, ценности никакой не имеющей. Справедливости ради следует сказать, что в стародавние времена такое отношение к человеческой жизни было повсеместным. Только вот у одних народов это прошло на каком-то этапе их развития, а в России, в частности, цена жизни повысилась не намного. Зато покричать о коварных союзниках, для которых русские каштаны из огня доставали, мы всегда были охочи. Мы, значит, людей в войнах тратили, а союзники всё норовили золотом откупиться, да своих солдат поберечь. Что тут можно ответить? Кто с чем охотнее готов расстаться, так и поступает. Кто ж нам виноват, что мы считаем своих людей не более чем товаром, который можно купить за золото? Преподнёс царю Петру Великому курфюрст Прусский дары ценные, а Пётр ему в ответ отряд гвардейцев подарил. Ну чем не превосходный товар для ответного дара?! И кочевало такое отношение к собственному народу из века в век. И уже в XX столетии, во время Второй Мировой войны даже наши противники удивлялись такому бесчеловечному отношению к собственным солдатам. «Такое ощущение, что они командуют иностранным легионом» – говорил один из финских генералов (если не ошибаюсь, Эрнст Линдер).
Из отношения к людям проистекает и наше «самобытное», как исторический путь развития, определение победы. Западный взгляд на победу наиболее ёмко, по нашему мнению, выражен во фразе американского генерала Паттона: «Я должен сделать так, чтобы не мои солдаты умирали за Родину, а солдаты противника умирали за Родину». А у нас: «Мы за ценой не постоим», а если цена окажется высока, то «бабы ещё нарожают» (Сталин). Мне печально это говорить, но очень часто русские воевали, вопреки военной мудрости, не умением, а числом.
Следствием дешевизны человеческой жизни является то, что у нас, как правило, отнюдь не начальники из кожи вон лезут и голову ломают, думая, как же эффективнее и с меньшими потерями достигнуть целей, военных ли, или иных государственных. Напротив, простые люди, остающиеся, по сути, подданными при любом режиме, платят своими жизнями, спокойствием, достатком за лень начальствующих, их некомпетентность или нежелание перенапрягаться.
А, правда, пора бы задаться таким вопросом: что для нас является победой? Нет, не в конкретной войне, а в целом. Есть ли в нашем определении победы такая составляющая, как количество жертв? Я скажу одну крамольную мысль, только вы, господа державники, не обижайтесь: может, человеческая жизнь важнее территорий? Или сия мысль становится понятной только тогда, когда эта жизнь – твоя или твоих близких?
«И, значит, нам нужна одна победа,
Одна на всех - мы за ценой не постоим».
Слова эти прекрасны и возвышенны, когда их говорит народ, плативший сию цену своими жизнями в окопах от Волги до Берлина, на своих плечах вынесший всю тяжесть войны. Но когда о цене, за которую «мы» не постоим, говорится с трибун, высоким начальством – слова эти преступны. Ведь цель руководителей любой страны – победить, сберёгши как можно больше собственного народа, а не уподобляться Пирру, выкладывая горами трупов исполнение своих планов.
Да и фальшиво как-то всё звучит с трибун и прочих возвышенных мест. Будто у слов существует боязнь высоты, и теряют они от страха всю свою естественность. К примеру, можно почтить память человека в узком кругу друзей, ценивших и уважавших его, а можно – с трибуны при большом стечении народа, собранного в добровольно-принудительном порядке. И слова при этом будут даже сказаны одни и те же. Но только в первом случае всё будет выглядеть искренне, а во втором – фальшиво.
Некоторые комментарии скрыты Показать все