Абориген тайги по природе склонен к рассудительности и компромиссу. Вот самоед или полярный остяк — дело совсем другое. С созданием северных колхозов большевики хлебнули горя. И дело не в том, что классики марксизма забыли про теорию строительства социализма в тундре. Тут вполне хватило бы постановления № 74 Тобольского комитета Севера от 1 января 1930 года. «Изменить родовую структуру органов туземного управления, — ставит задачу-минимум комтуземный манифест, — построив такую систему управления, которая, обезличивая род, укладывалась бы в рамки общей советской системы, а именно, создать тузсоветы укрупнённого типа по территориально-хозяйственному принципу. При проработке плана коллективизации Тобольского Севера взять установку на сплошную коллективизацию бедняцко-середняцких хозяйств с охватом в наиболее доступных районах Дальнего Севера и кочевых оленеводов».
Если что-то не ясно, можно обратиться к Декрету ВЦИК и Совнаркома № 575 «Временное положение об управлении туземных народностей и племён северных окраин СССР». Чистейший образец полярного парламентаризма. Родовые советы, родовые собрания, районный туземный съезд, райтузисполком, тузсуд. Живи да радуйся! Не читал Карла Маркса? Не беда. Возьми в руки Конституцию РСФСР, найди статью 69. Там сказано, кого нельзя избирать во все тузы до самого полюса.
Теория, мой друг, суха, но зеленеет жизни древо. Так вот, практика коллективизации на Севере дала совершенно неожиданные по сравнению с подобной кампанией на Большой земле ответвления. Прежде всего, сказалась темнота патриархального рассудка. Туземец он и есть туземец. Выяснилось, что он никак не в состоянии отказаться от родителей и родственников, чтобы называть отцом родным рябого грузина. Ну какая к чёрту Советская власть, если ты намерен уважать беспартийных родителей? Коммунизм показан только великороссам, прогрессивные экземпляры которых и поныне трясут портретами вождя-тирана. А ненец натурально и шибко любил родню, тундру да оленя.
Вторая особенность заполярной колхозной зари состояла в том, что кулаков, право-левых уклонистов и всяких вредителей отсюда решительно некуда ссылать. Без раскулачки и высылки ленинский кооперативный план страдает оппортунистической грыжей «постепенного врастания кулака в социализм».
Раскулачка была, тоже на особицу. Высветим её фрагмент протоколом оргбюро по организации Ямальского (Ненецкого) округа. В оргбюро входили: Скороспехов и Шишкин (от окружкома партии), Колещук (окрмилиция), Щёголев (ОГПУ), окружной прокурор Урванов, Брусницын (окружная РКИ).
«Подвергнуть кулака Хораля Нарья за злостный убой оленей, — постановили лучшие представители кочевого населения, — к штрафу в размере 10-кратной стоимости убитых оленей, т.е. на сумму 11200 руб., конфисковать у него стадо оленей в количестве 5000 голов, оставив ему в пользование 250 штук... Подвергнуть кулака Охотытто Мьноги к штрафу в 10-кратном размере стоимости убитых оленей, в сумме 5600 руб., кроме того, конфисковать у него стадо оленей в количестве 2500 голов, оставив ему в личное пользование 250 штук... Конфискованных оленей передать интеграл союзу для распределения по колхозам бесплатно».
Кое-где оленей честно отобрали, где «купили» за облигации, выдаваемые за новые советские деньги. Обобществлённые олени благополучно передохли в первую же зиму.
За ненцем и приполярным хантом советская власть гонялась до тридцать пятого. Видимая простота тундры обманчива. Партийцы поняли это в первый месяц коллективизации, когда полярный единоличник вместе с юртой и оленями растворился в белом безмолвии. В бесплодных погонях и облавах пришёл практический опыт — олень и собачья упряжка тут не в пример лучше лошади. Очень хорошо, что не подвела революционная бдительность, — активисты коллективизации успели арестовать по ближайшим стойбищам контрреволюционный самоедский актив.
По темноте племенного мировоззрения, схватывающего пошлые бытовые мелочи, а не историческую перспективу, туземцы сделали острый выпад. Повязав комиссаров осовечепных стойбищ, уволокли их в тундру. Попались и очень уполномоченные. Затем, добирая до паритета в заложниках, потаскали отряды погони вдоль полярного круга и, в конце концов, взяли их еле тёпленькими. В вымороженных просторах Арктики советско-самоедский конфликт затянулся на годы. Лёгкие на подъём туземцы откочевали в труднодоступное междуречье Оби и Енисея, где основали нечто похожее на приполярную Сечь.
С туземным населением полярного Севера мучились не только уральские коммунисты. ЦК ВКП(б) вынужден был принимать в конце тридцать второго специальное постановление о порядке коллективизации отсталых народов. Последние газет не читали, а грамотная и кадрово-ответственная публика была бессильна. Полярная ночь страшна и контрреволюционно агрессивна. Наконец терпение лопнуло. Над секретарём Уралобкома ВКП(б) Кабаковым в Москве стали зло потешаться — герои Отто Юльевича Шмидта до самой Чукотки проложили северный морской путь, а у вас ещё и Советской власти нет!
В декабре тридцать третьего в Остяко-Ненецкую Сечь обком партии направил полномочную депутацию с мирным приглашением к социалистическому переустройству труда и быта. Основным аргументом парламентёров было цековское постановление, подчёркивающее глубочайшее уважение к обычаям и традициям кочевого населения. Непререкаемым оставался один тезис — надо немедленно начинать коллективизацию.
Аборигены опять заупрямились. 7 января 1934 года в Урал-обком пришла строго секретная телеграмма из Берёзово. «Только что с радиопоста Нумто получили сведения о возвращении от ненцев посланной вами делегации. Делегация возвращается без заложников, ненцы отказались освободить их раньше, чем получат арестованных кулаков, вновь подтвердили требования, отказались вести какие-то бы ни было переговоры, подтвердили, что приез¬жающих русских будут вязать, туземцам запретили выполнять поручения русских, угрожая арестом.
Таким образом, все наши мирные мероприятия безрезультатны, наоборот, они ободряют кулачество, если учесть, что промысел Нумто ие закрыт, продукция вывозится, детей в школу берут только с соглашения родителей, в работе фактории нарушений не установлено, то остаётся только факт исключительно политического требования — освободить кулаков. В связи с этим пришли к выводу о проведении следующих мероприятий.
Первое — немедленно взять заложников из числа остяцких авторитетов и оставшихся в Казыме родственников бежавших в тундру,
второе — провести операцию по изъятию кулачества и контрреволюциониого элемента по данным ГПУ, связанными с событиями,
третье - двигаться к Нумто и далее в тундру целесообразно только при наличии права применения оружия.
Ждём ваших развёрнутых указаний. Чудновский. Булатов».
Донесение подписано начальником специального военного отряда, призванного внедрять социализм среди нацменов тундры в тех случаях, когда глубочайшее уважение к их самобытности выветривается до сухой ненависти.
Окопавшийся в Остяко-Вогульске, что почти на тысячу вёрст южнее Берёзово, заведующий агитмассовым отделом обкома Сирсон, как и полагается профессионалу, увидел в событиях более глубокую суть. «По всем данным, — телеграфировал он в Свердловск, — мы имеем дело с давно подготовленным и широко задуманным планом контрреволюционных действий со стороны кулачества и шаманов... К востоку от Оби контрреволюционно настроенные элементы собираются между верховьями рек Казыма, Надыма, Тремюгана и Пима. Наша медлительность расценивается туземной беднотой и середняком как бессилие Советской власти и используется кулачеством для привлечения колеблющихся на свою сторону.
Считаю дальнейшее промедление опасным, могущим привести к широкому охвату тундры и возможному присоединению части приобских остяков к контрреволюционной части спецссылки. Моё мнение: первое — ввиду невозможности подкрепления нами отряда Булатова из-за отсутствия оружия необходимо поддержать отряд самолётами. Второе — перебросить в округ воинскую часть, человек двести, для размещения их в округе...»
Слепой курице всё пшеница. В потоке сообщений с мест партийцы, разогревая себя в ненависти, прибегают порой к абсурдным аргументам в пользу применения оружия против непокорных туземцев — от потенциальной возможности всетундровой контрреволюции до массового исхода кочевников на Аляску.
Не менее страшная контра выкристаллизовалась на крайнем севере региона — в Ямальском (Ненецком) национальном округе. Драма началась с обычного сопротивления коллективизации. Отдавать своих оленей в руки русских большевиков аборигены наотрез отказались.
«11 марта 1932 года кулак Май Солинтэр в присутствии ненцев Типчи Сыротэтто и Семёна Сыротэтто заявил уполномоченным Хэнского кооператива Витязеву и Ануфриеву, что он не признаёт постановление бедняцкого собрания о контрактации оленей...
Тоже 11 марта кулак Тояндо Солиитэр заявил:
«От контрактации оленей отказываюсь, добровольно оленей не сдам, если шибко надо, возьмите силой...»
24 апреля 1932 года кулак Май Солинтэр при вручении повестки о явке на суд за эксплуатацию батраков сказал: «Судей ваших и советскую власть не признаю, у меня свои законы». После настойчивого требования со стороны ненца Рогалёва принять повестку он набросился на Рогалёва с ножом, был обезоружен. После этого организовал 12 человек из ближайших чумов с ножами, одновременно послал гонца для дальнейшего сбора людей с ближайших стойбищ. У райуполпомоченного ГПУ т. Мурашкина, приехавшего в стойбище, кулаками были отобраны олени, он вынужден был идти пешком по тундре».
По схеме развития катаклизма в двух углах уральской тундры можно судить о некоторых закономерностях революционного процесса в Заполярье. Потревоженные большевиками ненцы побежали в сторону полюса. Ранее разрозненные кулацко-шаманские группы, сообщалось в ЦК ВКП(б), к осени 1934 года объединились в многочисленную группу. В отчёте антисоветская группа именуется «Мандолыда», что в переводе на марксистско-русский близко к святому понятию «интернационал». Более того, приглашение к сотрудничеству — «ненцы всех стойбищ, — соединяйтесь!», с которым летали по Ямалу гонцы, щемит сердце тоской по временам революционной молодости.
«Основным местом действия «Мандолыды», — читаем информационную сводку № 104 от 20 декабря 1934 года, — является почти весь Ямальский полуостров и восточное побережье Байдарацкой губы с охватом части территории Приуральского района (вершина Байдарата, оз. Яры-то, р. Яркута). Наиболее сильное скопление чумов, входящих в организацию «Мандолыда», находится в районе оз. Яро-то, по pp. Юрибей и Яркута. Отдельные небольшие группы спускаются южнее указанных мест (Салита, Яда и другие)».32
О политических требованиях заполярного интернационала говорить даже смешно. Туземцы хотели жить по своим законам, то есть без коммунистов и советской власти, верить шаманам и пожилым, с русскими торговать на классическом условии — «товар-деньги-товар». Евро-русские большевики сразу догадались, что самоеды мечтают о светлом капиталистическом будущем.
«Обезглавливание антисоветских групп, — советует Москве местный, из великороссов, большевик, — облегчит дальнейшую работу по разложению «Мандолы» и ускорит восстановление трёх ликвидированных национальных советов в северной части Ямала, также даст нам возможность наиболее успешно провести пушные заготовки, организационно-хозяйственно укрепить, а местами и вновь восстановить простейшие производственные объединения и артели...»
Событиям, разыгравшимся на Крайнем Севере Урала, не нашлось места в самой подробной партийной истории. Как и в соцреалистической литературе. Тонкой струйкой редких и случайно сохранившихся документов тает память о военных рейдах против беззащитных детей Арктики, о мечущихся в ужасе туземцах под крыльями краснозвёздной полярной авиации, о заложниках и запредельной подлости колонизаторов - обо всём, что позднее назовут ленинской национальной политикой.
Некоторые комментарии скрыты Показать все