Лирика.. Лирика...

осень
Конечно! Шиллера в мешке не утаишь!

Есть в голосе моем звучание металла.
Я в жизнь вошел тяжелым и прямым.
Не все умрет. Не все войдет в каталог.
Но только пусть под именем моим
Потомок различит в архивном хламе
Кусок горячей, верной нам земли,
Где мы прошли с обугленными ртами
И мужество, как знамя пронесли.
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете как миф
О людях, что ушли не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте.
Мир, как окно, для воздуха распахнут,
Он нами пройден, пройден до конца,
И хорошо, что руки наши пахнут
Угрюмой песней верного свинца.
И как бы ни давили память годы,
Нас не забудут потому вовек,
Что, всей планете делая погоду,
Мы в плоть одели слово "Человек"!
1940

Николай Майоров

Добавлено спустя 2 минуты 6 секунд:

В.Шекспир

Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.
Напраслина страшнее обличенья.
И гибнет радость, коль ее судить
Должно не наше, а чужое мненье.

Как может взгляд чужих порочных глаз
Щадить во мне игру горячей крови?
Пусть грешен я, но не грешнее вас,
Мои шпионы, мастера злословья.

Я - это я, а вы грехи мои
По своему равняете примеру.
Но, может быть я прям, а у судьи
Неправого в руках кривая мера,

И видит он в любом из ближних ложь,
Поскольку ближний на него похож.

Высоцкий Владимир

Баллада о Любви

Когда вода Всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась Любовь -
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было - сорок сороков...

И чудаки - еще такие есть -
Вдыхают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказанья, -
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же - неровного - дыханья.

Я поля влюбленным постелю -
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит - я люблю!
Я люблю, и значит - я живу!

И много будет странствий и скитаний:
Страна Любви - великая страна!
И с рыцарей своих - для испытаний -
Все строже станет спрашивать она:
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна...

Но вспять безумцев не поворотить -
Они уже согласны заплатить:
Любой ценой - и жизнью бы рискнули, -
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули.

Я поля влюбленным постелю -
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит - я люблю!
Я люблю, и значит - я живу!

Но многих захлебнувшихся любовью
Не докричишься - сколько не зови, -
Им счет ведут молва и пустословье,
Но этот счет замешан на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибших от невиданной любви...

И душам их дано бродить в цветах,
Их голосам дано сливаться в такт,
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться - со вздохом на устах -
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья.

Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал, -
Потому что если не любил -
Значит, и не жил, и не дышал!

Связист Сизиф сидит в кустах,
он провод связывать устал,
он неказист, телефонист,
но мускулист, связист.
Сапёр Тантал стоит в воде
по грудь, по горло, по везде,
его талант — сдержав потоп,
притом держать понтон.
Сизифов труд — сидеть в кустах
с обрывом связи на устах,
над ним скалой навис приказ,
комбат, штрафбат, устав.
Тантал измучен, он устал,
он хочет пить, он хочет есть,
но высших ценностей оскал
висит над ним, как месть.
Сизифа стережёт искус
искусно превратиться в куст,
причинно-следственная связь
навязла на зубах.
Тантал в искусанных губах
терзает жажду, гвозди, страх,
и стынет ледяная грязь
в разбитых сапогах.
Сизиф, свой вытесняя страх
статьёй расстрельной, месит прах,
и вот, убит, связист лежит,
сплюснивши смерть в зубах.
Тантал, заложник переправ,
смертельной жаждой смерть поправ,
плывёт, сапёр, лицом ко дну,
он искупил вину.
Но связь по линии идёт,
за танком танк на мост ползёт,
героев павших слава ждёт,
медаль посмертно ждёт.
Теперь пойми, какая связь
между Сизифом в бузине,
Танталом на днепровском дне
и их виной вовне.
Теперь скажи, какая б..дь
так любит нами управлять,
на смерть, под пули отправлять
в говне, войне, вине,
кто, б..дь, за пантеон понтов
винить, казнить, — за тот понтон,
за эту связь, — убить готов,
потом прославить, мразь,
кто, сват богам и чёрту кум,
ждёт, круто бровку заломив,
пока помадкой новый Кун
нам переложит миф.

В.Строчков

Смерть кузнеца
Из Хута Берулава

Это случилось в Колхиде, на майской заре:
вдруг закачалась, запела трава в серебре.

Старый кузнец удивленные поднял глаза,
словно за век свой впервые увидел: роса!

Словно впервые ему зашумела листва,
словно впервые пришла ей пора торжества.

Майского солнца вспыхнула жаркая медь...
Как ты всегда невпопад являешься, смерть!

Рано в дорогу пожитки свои собирать...
Как это можно на майской заре умирать...

Жажды кузнец человеческой не утолил,
лишь от жены голубую слезу утаил.

Гаснет заря. Начинается, кружится сон...
Тонких подков над землей разливается звон...

Вот и ушел. Не промолвив и слова. В рассвет.
Не полководец совсем, не герой, не поэт.

Вот и простился с селением старый кузнец.
Белые волосы вьются, как белый венец.

Сколько сердец он своей добротой открывал!
Сколько счастливых подков на веку отковал!

Сколько веселых чудес сотворил на веку...
Веточкой вербы гнулось железо в дугу.

В пламени горна красная роза цвела,
и наковальня гордую песню вела.

Не покидает та песня наших сердец.
Вечный покой тебе, старый и добрый кузнец!

Жаркие угли память, как пламя, хранят...
Звонко подковы по перевалам звенят.

О, пожелтевшие листы
В стенах вечерних библиотек,
Когда раздумья так чисты,
А пыль пьянее, чем наркотик!
Мне нынче труден мой урок.
Куда от странной грезы деться?
Я отыскал сейчас цветок
В процессе древнем Жиль де Реца.
Изрезан сетью бледных жил,
Сухой, но тайно благовонный...
Его, наверно, положил
Сюда какой-нибудь влюбленный.
Еще от алых женских губ
Его пылали жарко щеки,
Но взор очей уже был туп,
И мысли холодно-жестоки.
И, верно, дьявольская страсть
В душе вставала, словно пенье,
Что дар любви, цветок, увясть
Был брошен в книге преступленья.
И после, там, в тени аркад,
В великолепьи ночи дивной
Кого заметил тусклый взгляд,
Чей крик послышался призывный?
Так много тайн хранит любовь,
Так мучат старые гробницы!
Мне ясно кажется, что кровь
Пятнает многие страницы.
И терн сопутствует венцу,
И бремя жизни - злое бремя ...
Но что до этого чтецу,
Неутомимому, как время!
Мои мечты... они чисты,
А ты, убийца дальний, кто ты?!
О, пожелтевшие листы,
Шагреневые переплеты!

Николай Гумилев
1910 г.

Когда я почте служил ямщиком.
Л. Кондратович

Когда я на почте служил ямщиком,
Был молод, имел я силенку,
И крепко же, братцы, в селенье одном
Любил я в ту пору девчонку.

Сначала не чуял я в девке беду,
Потом задурил не на шутку:
Куда ни поеду, куда ни пойду,
Все к милой сверну на минутку.

И любо оно, да покоя-то нет,
А сердце болит все сильнее.
Однажды дает мне начальник пакет:
«Свези, мол, на почту живее!»

Я принял пакет – и скорей на коня,
И по полю вихрем помчался,
А сердце щемит, да щемит у меня,
Как будто с ней век не видался.

И что за причина, понять не могу,
И ветер так воет тоскливо…
И вдруг – словно замер мой конь на бегу,
И в сторону смотрит пугливо.

Забилося сердце сильней у меня,
И глянул вперед я в тревоге,
Потом соскочил с удалого коня, -
И вижу я труп на дороге.

А снег уж совсем ту находку занес,
Метель так и пляшет над трупом.
Разрыл я сугроб-то и к месту прирос, -
Мороз заходил под тулупом.

Под снегом-то, братцы, лежала она…
Закрылися карие очи.
Налейте, налейте скорее вина,
Рассказывать больше нет мочи!