Ракета "Союз" потерпела аварию. Экипаж жив.

4 октября 59-го я приехал в госпиталь (это в Сокольниках), где нас, кандидатов в космонавты, проверяли. Открываю дверь палаты, захожу со своим сундучком. А в комнате на стуле сидит парень в коричневой пижаме, читает что-то. Повернул голову и говорит: “Старший лейтенант Юрий Гагарин!» Представился и я. Смотрю на него… Я тогда первый раз увидел его глаза — голубые-голубые, редчайшего цвета, удивительной чистоты. Когда он на меня посмотрел, они еще засверкали таким как бы изумрудным блеском, и он улыбнулся. Ну, вы знаете, это была такая улыбка, как будто он меня ждал всю жизнь, будто ему меня не хватало, — и вот я пришел. Через полчаса казалось, что я уже все знал о нем. Он так меня к себе расположил. Редчайший это был человек… Был еще один такой, и не зря они с Юрием дружили. Я говорю про Сергея Павлова, первого секретаря ЦК комсомола. Он тоже мог расположить к себе любую аудиторию. Когда были тяжелые события на Дону (я имею в виду рабочее восстание в Новочеркасске), то люди там были обозлены и знали, что их накажут, ведь они столько беззаконий натворили, — так он один к ним пошел и говорил с ними, и они его послушали — и разошлись.
Юрий Гагарин — человек громадной внутренней силы. Будучи ростом 1 метр 65 сантиметров, он был капитаном баскетбольной команды! И всегда шел в атаку! Юра был очень талантливый. Голова у него соображала очень светло. Юрий к 26 годам состоялся как личность, да с такими убеждениями, с такими нравственными параметрами, которые всем были понятны и всем нравились! Человек гипертрофированной обязательности. Про таких замечательных людей я раньше только в книжках читал. Про Юру сам Королев сказал приблизительно так: он обаятелен, умен, он — олицетворение наше молодежи, если ему дать надежное образование, то в ближайшее время он станет выдающимся ученым! Таких слов Сергей Павлович ни о ком больше не говорил. Кстати, из космонавтов у Королева дома бывали только двое — Юрий и я.

Помню прекрасное зрелище – сцену знакомства Королева с Гагариным. Осенью 60-го в Институт авиационно-космической медицины приходит Сергей Павлович. Мы уже там собрались. Заходит он в своем пальто цвета маренго, в шляпе, надвинутой на глаза. И говорит нам:
—Садитесь, орелики! — так он нас называл.
И вызывает по порядку: Аникеев, Быковский, Волынов, Гагарин.
Встает Юрий, зарделся так… Сергей Палыч на него посмотрел и заулыбался. Началась у них беседа. Такая длинная, что, казалось, Сергей Палыч забыл, что они не одни в комнате. Было видно, что Юрий ему страшно понравился. Потом Сергей Палыч встрепенулся и говорит — ну ладно, садись, теперь — следующий.
Когда мы Королева проводили, я подошел к другу и говорю:
—Юра, выбор пал!
—Да ладно, Леша, это тебе показалось!
И вот начали выбирать, кто будет первым… Все издевательские тесты он прошел блестяще. И когда нас спрашивали – кто из вас больше заслуживает быть первым? Большинство сказало: пускай Юрий! А Титов тогда сильно обиделся, он же себя считал самым достойным. Он даже в Колонном зале заявил, что для него день полета Гагарина – черная дата. Герман Титов — он, знаете, какой… Он тогда при всяком случае читал наизусть стихи Пушкина, показывал начитанность. Потом выяснилось, что и Юра стихи знал не хуже, просто он не хвастался, не высовывался. Юра любил и в компании побыть, а Герман, тот всегда говорил — я в рот ничего не беру. И мне странно было, будто человек боится чего…

Слава Юру ничуть не испортила. Когда я занимался программой выхода в открытый космос, он постоянно вызывал врачей, спрашивал про мое состояние. Там были такие тренировки, что многие ребята получали микроинфаркты, и их списывали. Меня Юра по-настоящему берег. Не давая мне это заметить. Он знал, куда я иду, и говорил: “Тебе придется решить задачку еще сложнее чем моя — выйти!” Он постоянно был рядом

…

«В отряде космонавтов нам платили обыкновенное офицерское жалование. А жили мы первое время в Москве. Мне комнату дали 15 метров в коммуналке, на Студенческой. Соседи были рабочие, простые люди, я к ним иногда заходил телевизор посмотреть, — своего-то не было. Сидишь, смотришь кино, а по ногам клопы ползают… А Юре Гагарину на Ленинском дали однокомнатную квартиру — у него уже был один ребенок. А летом 60-го нас переселили на Чкаловскую, так там Юре дали уже двухкомнатную. А после всем космонавтам дали по трехкомнатной квартире — с паркетом! И с кафелем в туалете! Это было очень сильно».

…

«Как полковник и командир отряда Юра получал 380 рублей. За полет в сложных условиях платили дополнительно по 2 рубля в минуту, в простых условиях — рубль. То есть за эти полеты было еще ну рублей 150-180 в месяц.
За первый космический полет выплатили 15 тысяч рублей. Можно было две «Волги» купить. И еще ему дали четырехкомнатную квартиру, такая же и у меня. 80 квадратных метров общей площади. Значит, заходишь… Прихожая два на два, холл три на два, кабинет семь метров, большая комната 23 метра, спальня — 17, кухня — 12, и детская – 7. Обстановка какая? После полета правительство дарило набор мебели «Белград» (для спальни и столовой) — выше тогда не было ничего! «Волга» 21-я еще полагалась…
А у американцев зарплата была — пять тысяч долларов… И еще помню: журнал «Лайф» по 150 тысяч долларов на человека им выплачивал за эксклюзив… Когда мы увидели дома, в которых жили астронавты – стало противно. Там совершенно другое было отношение. Мы, специалисты, летчики экстра-класса, космонавты — получали в Америке суточных 10 долларов. А когда туда приезжал товарищ по линии ЦК, у него было 50 долларов в день».

Алексей Леонов. RIP