В деле «декабристов» пострадавшие стали обвиняемыми

Дело «декабристов», как окрестили его журналисты, стало одним из самых громких и обсуждаемых в последние годы. По официальной версии, около часа ночи 30 ноября 2008 года трое молодых людей устроили драку в клубе «Декабрь», который располагается в здании кинотеатра «Мурманск». Сначала они приставали к девушкам, потом затеяли драку с охранниками, с посетителями клуба, а потом и с милицией. В общей сложности молодые люди зверски избили семь человек, ограбили троих, двое из пострадавших получили огнестрельные ранения.

СМИ проявили живейший интерес к этой истории. В газетах и на телеэкранах периодически выступали сотрудники милиции, потерпевшие, на интернет-форумах не затихал возмущенный шум. Практически сразу общественности была предоставлена информация: «В драке участвовали дети высокопоставленных родителей, а поэтому, хотя и пострадали семеро, преступникам ничего за это не будет - папы прикроют». Назывались имя и фамилия одного «всемогущего папы» - Олег Гузь. А избивали охранников, посетителей и милиционеров якобы два его сына - 22-летний Максим и 20-летний Дмитрий.

Недавно уголовное дело было передано в суд. За эти полтора года ни разу ни сам Олег Гузь, ни его сыновья никак не комментировали в СМИ произошедшее. НВК решил встретиться с ними и предоставить возможность высказаться.

Олег Гузь: Мы ни разу ничего не говорили в СМИ, так как боялись, что нас обвинят в давлении на следствие. Теперь же следствие закончилось, и я и мои сыновья решили рассказать, что произошло той ночью у «Декабря», развеять некоторые слухи и задать вопросы, которые у нас возникли по ходу следствия.

Я думаю, что рамками одной статьи мы не обойдемся и еще не раз возвратимся на страницах вашей газеты к этому делу. До решения суда мы не можем называть фамилии всех участников дела, будем рассказывать лишь о событиях.

Дмитрий Гузь: 30 ноября 2008 года я с братом Максимом и с друзьями находился в клубе «Декабрь». Когда мы уже собирались уходить, я заметил компанию девушек и захотел с ними познакомиться. Но, подходя к ним, я нечаянно споткнулся и, падая, зацепил стол ногой. Стоящие на столе бокалы опрокинулись, напитки пролились на девушек. Пользуясь случаем, хочу еще раз, уже через газету, извиниться перед этими девушками за доставленные им неприятности.

Затем ко мне подошли два охранника и просто вытолкали меня из клуба, не дав возможности забрать свою куртку из гардероба, что подтверждается показаниями очевидцев.

На улице мы с охранниками начали ругаться. Я возмущался, почему меня вытолкнули из клуба, и требовал отдать мою куртку. Потом один из охранников сбил меня с ног, а другой ударил кулаком в лицо, что он сам и не отрицает. То есть зачинщиками драки являлись работники клуба.

После того как мои друзья попытались защитить меня, охранники забежали в клуб. Я остался у входа - стучал в дверь, требовал отдать мою куртку. Меня окликнул брат, я обернулся. В этот момент дверь открылась, и охранник К. ударил меня по голове бейсбольной битой. Я упал. Помню, что мне нанесли еще не менее трех ударов битой по голове и телу, и потерял сознание, что также подтверждают очевидцы.

Очнувшись на заднем сидении автомобиля своего брата, я увидел, что рядом со мной сидит мой друг Б. и пытается привести меня в чувство. В машине я находился почти до самого приезда милиции и поэтому не мог совершить разбойное нападение и другие противоправные действия, в которых меня обвиняют.

Выйдя из машины, я увидел, что те, кого сейчас в деле называют «потерпевшими», С., Н. и Х. избивают лежащих на земле Максима и моего друга Н. Я побежал к ним, но, поскольку не до конца отошел от полученных побоев и плохо ориентировался, потерял равновесие и упал в сугроб. В это время подъехал первый наряд ОВО.

Вылезая из сугроба, я увидел, как один из милиционеров Ф. пытается надеть наручники на моего брата. Я сказал ему, что надо задерживать других и надевать наручники на них, но это почему-то возмутило Ф., он сбил меня с ног и начал избивать. Через несколько минут подъехали остальные наряды ОВО. Нам с братом заломили руки за спину, застегнули наручники, прижали к земле и стали бить.

Никакого сопротивления сотрудникам милиции не оказывали, что подтверждают они сами.

Вскоре из клуба выбежали охранники с битами и тоже начали нас бить. Я опять потерял сознание. Очнувшись, увидел, что подъехал джип, из него вышел начальник охраны клуба «Декабрь» В. Он начал командовать сотрудниками милиции, затем, взяв биту у одного из охранников, начал избивать сначала моего друга И., затем Максима, а потом и меня.

В общей сложности избиение продолжалось примерно около 40 минут. Потом подъехал наш отец, и только тогда нас перестали бить.

Затем нас всех доставили в Октябрьское ОВД, где продержали около 5 часов. Нас обыскали, опросили и, в конце концов, отпустили. Из дома мы вызвали скорую помощь. В больнице мы с братом провели 11 дней и еще месяц лечились амбулаторно.

В заключение хочу сказать, что я не совершал никаких разбойных деяний и никого не бил - ни на улице, ни в клубе. Наоборот, это нас с братом избили до полусмерти. И для меня до сих пор остается загадкой, почему меня обвиняют в таких страшных преступлениях.

Максим Гузь: Я со своим братом Димой и друзьями отдыхал в клубе «Декабрь». Через некоторое время мы собрались уходить. Я вышел на улицу прогревать машину.

Я сидел в машине, когда увидел, что возле входа в клуб происходит словесная перепалка между Димой и его друзьями, с одной стороны, и охранниками клуба, с другой. Затем охранник Т. применил к моему брату боевой прием - подсечку. Тот упал на землю. Когда он привстал, охранник К. несколько раз ударил его кулаком в голову. Друзья брата, пытаясь его защитить, оттеснили охранников в клуб. Увидев это, я вышел из машины, чтобы всех успокоить и помочь Диме забрать куртку.

Я подошел к лестнице, ведущей вниз к входу в «Декабрь», и увидел, что Дима стучит в дверь и кричит, чтоб отдали его куртку. Я его окликнул, он обернулся. В этот момент дверь приоткрылась, из нее выскочил охранник К. с бейсбольной битой в руке. Он ударил брата битой по голове несколько раз, тот упал. Я стал кричать, чтоб охранник прекратил избивать Диму, но тот не реагировал. Тогда, чтобы пресечь противоправные действия охранника, я побежал в машину, взял травматический пистолет ИЖ-79, который принадлежит мне на законных основаниях, и вернулся обратно. К. продолжал бить Диму, целя в голову. Я снова закричал, чтобы он прекратил, но охранник по-прежнему не реагировал. Я испугался. Дима лежал, свернувшись калачиком, не шевелился, не кричал, вообще не подавал никаких признаков жизни. Мне показалось, что он умер. Я поднял пистолет и выстрелил в воздух. Охранник тут же скрылся за дверью, и на нее начали опускаться ролл-ставни. Когда ставни опускались, я выстрелил в них два раза, чтобы охранники не вышли обратно и не продолжили избиение. К Диме спустились друзья и, поскольку он был без сознания, взвалили его на плечи и потащили в мою машину.

В это время трое завсегдатаев «Декабря» Х., Н. и С., которые вышли на улицу до нас, захотели вернуться в клуб, но двери были закрыты. Они начали ругаться на меня. Я попытался отстраниться от конфликта, так как мне было не до них, но получил удар в лицо от Х. и потерял сознание. Придя в себя, я не обнаружил при себе пистолета, пошел его искать. Между припаркованными у площади кинотеатра «Мурманск» машин я вновь столкнулся с Х., Н. и С. На вопрос: «Где пистолет?», я снова получил несколько ударов в лицо и упал. Меня стали бить ногами, я потерял сознание.

Когда пришел в себя, на мне уже сидел сотрудник милиции Ф., который пытался заломить мне руку. Я начал возмущаться, говорить, что задерживать надо не меня! Потом помню, что мы встали, куда-то переместились, раздался выстрел, и милиционер Ф. уже сидел на брате. Встав на ноги, мы снова на повышенных тонах стали говорить, что задерживать надо не нас, а охранников и Х., Н. и С. В это время милиционер П. с размаху ударил моего брата нагой в живот, тот упал. Я попытался вмешаться, но меня оттащили другие сотрудники милиции и ударами ног повалили на землю. На меня и на брата надели наручники и начали избивать ногами. Точно помню, что удары ногами наносили милиционеры Ф. и П. Появились охранники К. и Т. Они били нас с братом битами. От ударов в голову я неоднократно терял сознание.

Через некоторое время появился некий В. - директор охранного агентства, которое обслуживает этот клуб. Он, как только приехал, начал так уверенно распоряжаться, на кого надевать наручники, кого куда тащить, что я его поначалу принял за милицейского начальника. Все милиционеры выполняли его указания. Подойдя к Диме, он ударил его кулаком в лицо. После взял у охранника биту и начал бить меня по спине.

Хотелось добавить, что я был не только сильно избит, но и очень замерз. Милиционеры коленями постоянно прижимали меня к земле, а одет я был в футболку и разорванную летнею ветровку. Руки и ноги онемели, я пытался подняться, но меня снова и снова сбивали с ног. Это также подтверждается свидетельскими показаниями.

В какой-то момент избиение прекратилось, и я услышал голос отца. Нас с братом подняли с земли и начали рассаживать по машинам ОВО. В машине я потерял сознание, пришел в себя уже в ОВД. Там меня тщательно обыскали и посадили в камеру, наручники сняли через 3 часа.

Когда я попал в больницу, то сообщил врачам, что был избит, в том числе и сотрудниками милиции. О чем они должны были сообщить в прокуратуру.

Хочу подчеркнуть, что пистолет я использовал исключительно для защиты своего брата, данное право мне дано ч. 3 ст. 37 УК РФ «Необходимая оборона». А меня обвиняют в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 213 УК РФ «Хулиганство». Также хочу отметить, что мои слова и слова Димы полностью подтверждаются показаниями очевидцев.

Олег Гузь: Хочу развеять несколько слухов, которые возникли вокруг этого дела.

У моих сыновей один отец - это я, других отцов у них нет, а то всегда говорят об отцах во множественном числе.



Я не являюсь высокопоставленным и влиятельным чиновником, я работал до августа 2009 года директором строительного предприятия, в настоящее время работаю директором Мурманского филиала «Росгранстрой». На следствие никакого давления ни оказывал, да и не мог оказывать. Этот миф придумали для того, чтобы после проваленного дела сказать - мол, вмешался влиятельный отец.

Мои дети никому не говорили во время конфликта у клуба «Декабрь», что сейчас приедет наш папа и со всеми разберется - это говорили другие люди.

Я не угрожал всем сотрудникам милиции увольнением, так как не имею на это полномочий. Но я и тогда, и сейчас говорю, что сотрудники милиции П. и Ф. за то, что они сделали с моими детьми, не должны работать в милиции.

После того что я увидел у клуба «Декабрь», я не мог заснуть двое суток.

Я тогда сказал милиционерам: «Если бы я связал собаку и так избивал ее на морозе, то меня бы посадили за жестокое обращение с животным, а вы это делаете с людьми». Я очень уважительно отношусь к сотрудникам милиции, большинство из них честно исполняют свой долг, и не надо путать всех сотрудников милиции с теми из них, кто нарушает закон.

Все, что я говорил и что говорят мои дети, мы готовы подтвердить на полиграфе - «детекторе лжи»

Я считаю, что дело «декабристов» стало достаточно шумным не из-за того, что там произошло что-то необычное, а совершенно по другим причинам: во-первых, чтобы создать негативное общественное мнение вокруг моей семьи и постараться увести от ответственности истинных нарушителей закона. А во-вторых, чтобы оказывать давление на меня сначала как на кандидата в депутаты, а затем и как на депутата горсовета.

Мы решили обратиться в Общественную палату РФ, чтобы они взяли под контроль это дело, а также в центральные СМИ. Я хочу, чтобы об этой истории узнали в Генпрокуратуре, в следственном управлении МВД РФ.

А сейчас я бы хотел задать несколько вопросов начальнику областного УВД генералу Виталию Федотову.

У нас все равны перед законом или нет? Если да, то почему против моих сыновей завели уголовное дело только по заявлению граждан, а моим детям дважды отказывали даже в проведении проверки по факту их избиения, хотя есть заключения СМЭ?

Когда сотрудники милиции избивают закованных в наручники задержанных, они действуют по закону или нет?

Уголовное дело заводится для установления истины или для каких-то других целей?

Далее хочу остановиться на том, как расследовалось уголовное дело, заведенное против моих сыновей. Вел его следователь Игорь Аркадиевич Наумов - лучший следователь Мурманской области в 2007 году, судя по грамоте в его кабинете.

Поначалу мы были уверены, что являемся пострадавшей стороной. Но 24 декабря 2008 года в 20.30 следователь Наумов в сопровождении ОМОНа пришел к нам домой, сказал, что мои дети обвиняются в разбое и надо произвести обыск в квартире для обнаружения похищенных вещей. Мы попытались объяснить, что это ошибка, что мы потерпевшие, но он нас не слушал. В квартире ничего не нашли, но забрали Димины джинсы и куртку. Следователь Наумов сказал, что заберет обе наши машины, принадлежащие нам, а если надо, то и заберет и квартиру в рамках уголовного дела.

Затем нас с сыновьями привезли в Октябрьский ОВД, где Максиму и Диме были предъявлены обвинения. Двое суток их продержали в ИВС, несмотря на то что они еще находились на больничном и никуда не пытались скрыться.

В ИВС следователь Наумов добивался от сыновей признательных показаний в обмен на то, что он не будет выходить в суд с ходатайством о заключении их в СИЗО. Максим и Дима отказались признаваться в том, что они не совершали, и Наумов попытался «закрыть» их в СИЗО на Новый год. Октябрьский суд не удовлетворил это его ходатайство.

Насколько я знаю, уголовное дело заводится для того, чтобы установить истину, и показания всех участников должны проверяться со всех сторон, иначе могут пострадать невиновные. Закон обязывает следователя не только предоставить возможность защищаться, но и обязывает исследовать все обстоятельства, свидетельствующие в пользу обвиняемого.

Поскольку следователь - лицо процессуально независимое, я хочу сейчас задать Игорю Наумову вопросы, которые накопились у нас за полтора года.

1. Почему вы не обратили внимания на то, что драку начали охранники клуба «Декабрь»?

2. Почему вами не исследовался вопрос, по каким причинам и сколько раз стрелял Максим?

3. «Потерпевшие» Х., Н. и С. утверждают, что на них нападали молодые люди, вооруженные пистолетами, битами и даже обрезом. Я с дежурным следователем и другими сотрудниками милиции 30 ноября 2008 года очень тщательно осмотрел место происшествия. Мы нашли даже маленькие гильзы под машинами. Но где же весь этот арсенал?

4. Как Дима мог одновременно грабить потерпевших и лежать в машине без сознания?

5. Как могли два человека избивать и грабить семерых потерпевших, а потом эти двое попали в больницу с серьезными травмами, тогда как у «пострадавших» либо незначительные повреждения, либо их полное отсутствие? Ведь человек получает травмы, теряет сознание и после этого попадает в больницу не от того, что он кого-то бьет, а потому, что его избили.

6. Почему в деле, переданном в суд, до сих пор пострадавшими значатся два милиционера Ф. и П.? Ведь Следственный комитет при прокуратуре установил, что в их отношении мои сыновья противоправных действий не совершали, и прекратил дело по п. 1 ч. 1 ст. 24 УК РФ, т. е. в связи с отсутствием события преступления.

7. Почему, когда один из потерпевших отказался признавать себя таковым, вы оставили его потерпевшим?

8. Почему вы нарушаете статью 49 Конституции РФ, которая говорит, что все противоречия трактуются в пользу обвиняемых?

9. Почему свидетели сыновей были допрошены только через год после события и только по нашему ходатайству?

У меня еще много к вам вопросов, Игорь Аркадиевич. В ближайших номерах газеты я расскажу обо всех противоречиях и нестыковках в этом деле. А после суда мы хотим направить материалы по этому делу в СУ МВД РФ для номинирования вас на звание лучшего следователя России, потому что вы настолько нестандартно подошли к расследованию, что об этом должна знать вся страна.