ОАО Апатит

Автор Дмитрий Кравцев
На угле многое по-другому... Но все предельно честно.

Добавлено спустя 9 минут 45 секунд:

ГРОЗы всю смену практиковались в разборке-сборке комбайна, а я ворочался на своем топчане — не спалось. Хорошо спится только тогда, когда спать нельзя, когда грохочет конвейер, сыплется товар, шастают начальники.
Вот еще одна страшная история. Рабочего завалило в нише. Тесно, низко — ни с домкратами не подобраться, ни с лагами. Поэтому били породу прямо на нем, под его вопли. Вообще, я заметил, шахтеры воспринимают смерть как нечто нормальное. Жалеют, конечно, погибшего, но не чувствуют неправильности и ужаса случившегося. Наверное, уже привыкли.

24 мая
В сборнике «Краснолучье мое» нашел стишок Л. Вышеславского о крае родном, навек любимом.
Донецкий край, где жизнь берется с бою,
Ты мне знаком и вечно будешь мил!
Твой уголек, лежащий под землею,
Глаза парней немного подсурьмил.

Это точно, подсурьмил. Впервые попав на Донбасс, я удивился, встретив мужика с накрашенными глазами. Потом еще одного, и еще. «Да что такое?! — недоумевал я.- Почему здесь так много педерастов?» Хорошо хоть быстро объяснили, что к чему. Теперь сам хожу с черными глазами, и никого это не удивляет.

Смена прошла спокойно. ГРОЗы разбирали очередной завал, меня беспокоили редко. Этот месяц неудачный в плане плана и зарплаты. Учебный месяц, тренировочный.

25 мая
На работе исследовал все нычки и пустоты в поисках чего-нибудь полезного, оставленного моими предшественниками. Люблю я брать, что не мной положено.
Один наш работяга интересно рассказывал об армии. Служил он в Ростове, в комендатуре, насмотрелся на солдатиков, едущих на дембель. У одного чурки на солдатской фуражке был генеральский козырек с дубами. У другого на рубашке под кителем — полковничьи погоны. Спрашивают, зачем? Приеду, говорит, в кишлак, сниму китель, родители скажут: — Молодец, сынок, за два года до полковника дослужился! У третьего среди множества нагрудных значков висел орден «Мать-героиня» 3-ей степени. Говорят ему: — Ты чё, дурак? А он: — У нас в ауле все равно никто читать не умеет. А орден красивый.

26 мая
Компетентная комиссия установила причину несчастного случая и обвинила в смерти посадчика самого посадчика. Нарушил, мол, технику безопасности, проводил посадку, не подкрепив кровлю дополнительной стойкой. Не удивительно. Во всех бедах обычно виноваты сами рабочие. Нарушают, падлы, технику безопасности. А кто их принуждает к этому? Кто в погоне за дополнительными тоннами требует давать добычь любой ценой?
Инспектор закрывает лаву за многочисленные нарушения. Не успел он еще до ствола дойти, как лава снова работает. Позвонили, пригрозили — запускайте, иначе ** вам, а не зарплата.
Или взрывается метан — комиссия находит в шахте окурок. Ага, курили, суки, вот в чем причина! Мужики рассказывают, что в газовых шахтах никто не курит, даже не пытается. Сами работяги следят за этим и жестоко карают нарушителя. А громоздкое оборудование при взрыве разлетается далеко в стороны, и тонны пыли оседают на почву. То есть, найти там окурок просто невозможно.

28 мая
День пограничника. Наш пограничник Вовка взял выходной, завтра принесет сводку о потерях убитыми, ранеными и упившимися до смерти.

Лаву, где погиб рабочий, закрыли, участок расформировали. ГРОЗов раскидали по другим участкам. Наше звено пополнилось новыми работягами. Старые остались в меньшинстве, жмутся к друг другу.
Полсмены валяли дурака на поверхности, другие полсмены зачищали уклон. Горбатые в очередной раз сломали комбайн (какая-то черная полоса у них!), но я этому только рад.

1 июня
Ох, ну и смена была! Я выдержал настоящий бой с пересыпом. Причем в этом бою не победить ни силой, ни умом, ни хитростью. Только тупым упорством робота, бесчисленным повторением движений. Набрал товар, потянул лопату на себя, высыпал на конвейер. И так бесконечно. Одну смену я выдержал, но завтра еще одна, а потом еще — до самого 11-го числа, до сессии. Или я стану очень сильным, или умру, на **, на этой лопате.

3 июня
Встали ленты — как я люблю эти проблемы КС-ников, их головную боль! Стоят ленты — стоим и мы, точнее, лежим. Не слышно ударов клевака, грохота конвейера, даже по селектору никто не переговаривается. Все спят. Пожевав жесткого сала, что положила жена на тормозок, я залег на своем топчане. Спал и мерз, а копейки со звоном сыпались в мою сверку. Каждая минута моего пребывания под землей оплачивается государством. Только денег у меня нет, и уже давно.

6 июня
На шахте им. газеты «Известия» комбайнера порубало в куски. Что-то слишком густо стали ложиться снаряды.
Со своей дурацкой долей бороться с пересыпом я уже смирился и безропотно перелопачиваю вагоны товара, сыплющегося в духовку. Лишь изредка мечтаю об авариях и поломках.
По дороге к стволу коллеги рассказывали о малолетке (зоне для малолетних преступников — один из наших работяг в детстве отбывал). Красный цвет — нельзя, «Приму» курить нельзя (пачка красная), самолет пролетел — есть нельзя (звезды на крыльях), колбасу — нельзя (на ** похожа). В бане у каждого по два куска мыла и по два полотенца — для верхней половины тела и для нижней. И не дай бог перепутать. Короче, жуть.

10 июня
Угадайте с 10 раз, что я нашел сегодня в шахте? В жизни не угадаете! Третий том собрания сочинений О’Генри. Какой-то мой предшественник-пересыпщик не пожалел книгу, взял в шахту. Читал, правда, аккуратно, не сильно испачкал. Сование носа за все рамы и затяжки приносит плоды не только в виде клеваков, наколенников и кабелей.
Приятное сообщение — я больше не шахтер. Целых две недели я буду студентом, забуду про лопату, ничего тяжелее ручки не подниму. Да здравствует умственный труд!

30 июня
Стих. Называется «Шахтер». Безжалостно вырван мной из стенной газеты Профсоюза работников угольной промышленности и приобщен к другим перлам. Написал В. Ляхов.

В раздумье за и против взвесив,
В безжалостный и жесткий век
Опасности мужских профессий
Отважный выбрал человек.

А в шахте труд такого рода,
Что он в обыденные дни
Созвучен делу морехода,
Труду Гагарина сродни.

Метан — владыка преисподней,
Хранит подземные пласты.
Но горняки вчера, сегодня
И завтра с дьяволом на ты.

Шахтер не ставит жизнь на карту,
Но смелость города берет.
Нет безрассудного азарта,
Но мужественный есть расчет.

В досужих песнях про шахтеров,
Надуманный и неживой,
Явился богатырь, который
Подпер плечами шар земной.

А ты взгляни, как луч на каске
Простые высветил черты,
И моментально станет ясно:
Шахтер — не богатырь из сказки,
А он простой, совсем как ты.

Ничем особым не отмечен,
Смелее, только и всего.
Он за тебя подставит плечи,
А ты подставишь за него?

Во как!

4 июля
После смены звеном стояли во дворе, ждали автобус. К нам подошла грязная шахтная собака и тоскливо завыла.
— К покойнику, — сказал один. Другой пинком прогнал ее. Интересно, будет ли покойник? Я не кровожаден, просто любопытно, сбудется ли примета.

Пафосным стихом В. Ляхова навеяло.
Считается, что в шахте должно быть страшно. И бывает, когда вывозят очередного невезучего. А в остальное время — темно, грязно, холодно. И тяжело.
«Смелее, только и всего…» — это, пожалуй, относится только к ГРОЗам, самая опасная работа у них (пусть не обижаются проходчики, просто про их работу я ничего не знаю). А много ли смелости нужно, чтобы быть КС-ником, машинистом электровоза, стволовым? Да тем же самым пересыпщиком? Любой сможет.
А про ГРОЗов я пока не могу сказать — смелее они, дурнее или им больше других деньги нужны. Вот переведусь в лаву, тогда узнаю.
А вообще все стихи и песни про шахтеров рассчитаны на шахтеров пьяных, расчувствовавшихся, жалеющих себя. Или на тех, кто в шахте никогда не был, кому в этом тупом и тяжелом труде видится романтика.

10 июля
Каждый раз, спускаясь в шахту, я с завистью смотрю на выезжающую смену — отмучились. А нам предстоит долгих 6 часов. Зато по выезду, грязный и **аный, я вижу чистых людей, опускающихся в шахту, и радуюсь, что я не с ними, что на сегодня для меня все закончилось.

Рабочие глухо ропщут, недовольны всем, слышны редкие и пока робкие призывы бастовать. Вряд ли они на это решатся — разве уж совсем невмоготу станет. Но высшие стараются этого не допускать, то денег подкинут, то колбасы под зарплату («Всем кинули по палке» — смеются коллеги). От ежедневных этих разговоров об обмане и несправедливости портится настроение, пребывание под землей кажется бессмысленным, хочется бежать.


14 июля
Мужик из нашего звена в завязке, лет 6 не пьет. Его спрашивают:
— И не хочется?
— Сначала сильно хотелось, первые два года. Да и теперь, бывает, так захочется, хоть вой.
Один из работяг (ни к кому не обращаясь):
— Тут каждый день хочется…

Сегодня у наших смелых парней мероприятие — бутылек. Да не абы какой, а с закуской, и много. К недоумению всего звена, я пить отказался. На шахте если человек не пьет, то либо баптист, либо «триппер впоймал». Других причин нет. Вот и меня, зная точно, что не баптист, стали подозревать в триппере. И не объяснить ведь, слов таких нет. Вечно я попадаю не в струю. Был барменом — пил без меры, хотя и запрещали («Пьяный за стойкой — преступник»). Сейчас пить обязательно, но не хочется.
Как-то спросил у них, почему они ежедневно пьют? Все отшутились, лишь один попытался ответить серьезно:
— Если не пить, что остается? Выпил — и два часа счастлив.

15 июля
Середина лета, жара, духота. Еле живые вываливаются людишки из рабочего автобуса и стремятся в шахту. Там хорошо, прохладно.
На работе я был зол и мал. Всем наплевать на худого пересыпщика с лопатой и мелочными проблемами. Подумаешь, товар сыплется! Тут лава стоит, цепь рвется, давай-давай, вперед к победе, дадим стране угля!

19 июля
Ежедневно спрашиваем у начальника про деньги. Тот отвечает — к концу недели, после 25-го, после 30-го. И так уже не первый месяц. Работяги возмущаются, негодуют, в рот ебут эту шахту, однако в лаву лезут и работают по-коммунистически.
Сегодня плюнул на все — долг, совесть, честь и ум — и позволил конвейеру свободно заштыбовываться. А до этого совершил, можно сказать, подвиг: отрегулировал ленту так, чтобы товар сыпался на нее, а не куда придется. Не стоило оставлять такой подарок сменщику — пусть бы поебался как я — да лень было возиться с барабаном, разбалансировать его.

Работяги кричат, что ходят в шахту голодными. Поэтому, видимо, руководство ввело новую услугу — выдачу тормозков под зарплату.
Туда входит четверть булки хлеба, кусок колбасы, луковица размером с каску и две карамельки. Иногда бывает, что дома действительно есть нечего, приходится брать казенный тормозок. Луковицу я сразу отдаю крысам. А колбасу однажды уронил на землю. Она тут же обвалялась в угольной пыли, выглядела омерзительной и несъедобной. И все же, сполоснув в канавке, съел.

22 июля
Часть смены стояли ленты. Когда же они, наконец, заработали (проклятые КС-ники, герои соц. труда), я преспокойно заложил духовку досками, избавив себя от лопаты. Угрызения совести, или что там досталось мне от прежнего строя, подавил без труда. В свободное время соорудил из цепей, жабок и распила качели, где и впадал в детство до конца смены. Так работать можно. С деньгами вот туго.
Коллеги страшных историй не рассказывают, все о работе да рыбалке. Перестал их наблюдать — надоели.

27 июля
Горбатые накосили полосок, выполнили план, теперь рубятся за дополнительные метры.
Комбайн — своего кормильца — как только не называют: балалайка, железяка, трактор, **ня.

Когда все идет нормально — не рвется цепь, не падает порода, не стоят ленты, поверхностные службы приходят в возбуждение — кажется, сегодня лава даст добычь! Беспрестанно звонит диспетчер и спрашивает, где комбайн (в смысле — на какой отметке). Обычно диспетчерами работают пенсионеры, что полжизни провели под землей. Но иногда сажают тёть, которые знают о шахте понаслышке. Работяги любят издеваться над ними. Звонит такая тётя под лаву:
— Почему встали? Где комбайн?
— На уклон выехал, воды попить.
Та, нимало не сомневаясь, передает эту информацию директору. Дескать, в такой-то лаве комбайн выехал на уклон попить воды. Можно представить, что она слышит в ответ.

28 июля
Курили с мужиками на пульту. Из лавы вылез один из горбатых и стал отчитывать нас за это.
— Да ладно, успокойся. Чего ты завелся?
— Я видел, как горит метан, и не хочу увидеть, как он взрывается.
Шахта у нас не газовая, как горит метан я никогда не видел. Коллеги тут же рассказали, как на других шахтах работяги мечутся по лаве, сбивают фуфайками языки пламени.

2 августа
Как-то на бутыльке, захмелев от первого же стакана, я бахвалился — меня, дескать, лопатой не **ешь. Оказалось, что очень даже **ешь, сегодня со мной это проделали. Выехал из шахты чернее комбайнера. Коллеги советуют переходить в лаву, там легче. А пересып, мол, это самое гиблое место. Так и есть.
ГРОЗов много, они коллектив, сила (хотя бы в лаве), а я один, слаб и мелок. Мои проблемы — лента сходит, товар просыпается — это мелочь. Давай добычь! качай! и нет у меня права голоса. Скорей бы в отпуск. Уехать и забыть эту шахту.

3 августа
Сегодня залез в лаву. Коллеги обрадовались, наперебой принялись учить меня задвигать конвейер, чистить окопы, проводить посадку, крепить. Тесно там у них. Не знаю, смогу ли привыкнуть. Зато как гордо звучит — работаю в лаве, уголёк рубаю.
Подсвинок опять завел свою бодягу про бутылек. Мужики рассмеялись ему в лицо. Звеньевой посоветовал ходить на поминки: помимо водки там дают пирожок и компот — тройная выгода.
Завтра последний день. По традиции отпускник в последний день в шахту не идет, его отмечают. Отметят ли меня? Это зависит от Подсвинка, а ему нужен бутылек.

4 августа
Звено меня отпустило. Обсуждения не было — традиция такая. Да и не самый плохой я парень, врагов не нажил, отношения в коллективе ровные.
Вечером сидел дома и слегка стыдился — вот, я здесь, а они там, кто-то орудует моей лопатой, чистит мой пересып. Если забыть мелкие обиды, оставить личную говнистость каждого, то оказываются они неплохими мужиками. Обидное слово «быдло» можно заменить политически грамотным «пролетарии» или нейтральным «рабочие». А проще и точнее сказать «шахтеры».

5 сентября
Вернувшись из отпуска, нужно привыкать к шахте постепенно. Первый этап — автобус. Видишь знакомые лица и понимаешь, что !!!!!! Затем нарядная с ее вечными проблемами — шланги рвутся, тумбы на жестком, два раза вырубаться… Далее баня и удушливый запах пота. Грязная роба, заскорузлые портянки, табельная, ламповая — и вот я уже совсем отрешился от мирского и готов к спуску в шахту.
За время моего отпуска место на пересыпе занял другой бедолага, я остался не при деле. Начальник спросил:
— Знаешь, где первая бис лава?
— Нет.
— Ну… найдешь. Спустишься под лаву, там стоит насос…
— Где?
— Я сам там ни разу не был. Найдешь насос, он где-то там, открутишь БС-ку (что это?), зальешь воду и будешь качать. Короче, разберешься.
А если не разберусь? Не найду насос и эту, как её, БС-ку не смогу открутить? Зная свою неспособность ориентироваться на местности, я побаиваюсь таких заданий. Потому и в разведку не хожу. Чтобы ненароком не подвести смелых парней в линялых гимнастерках. Однако, нашел, раскрутил, разобрался. Выкачал воду, потом спал и видел сны. Смена прошла быстро, быстрее чем хотелось.

6 сентября
Судьба моя на месяц вперед определена. Ежедневно 4-я смена, выходные — суббота, воскресенье.
Откачивал воду, спал. Тяжело и долго просыпался, с трудом преодолел уклон и дорогу к стволу. Когда ничего не делаешь, начинаешь наглеть. Простые действия как то: пройти километр по уклону, залить в насос три ведра воды — начинают напрягать. Предложи мне сделать это в самые напряженные дни пересыпного периода, и я был бы счастлив. А сейчас устаю и сержусь.

12 сентября
Трагедия американского народа, теракт против символа американской экономики — башен-близнецов — никак не отразился на моей работе. Я по-прежнему качал воду. Зато в автобусе, в нарядной, в бане только и разговоров, что об этих башнях. Суть их сводится к одному: людей, конечно, жалко, но… но так им и надо, **асам, нечего было Югославию бомбить!
Я сам активно не люблю Америку, но такие разговоры возмущают. Да как вы можете такое говорить?! Шесть тысяч человек погибло! Шесть тысяч американцев… Одобрявших ракетно-бомбовые удары по Сараево… Да, так им и надо, **асам!


15 сентября
Меня терзают смутные подозрения, что работа моя совершенно бесполезна. Уровень воды не меняется за два дня выходных. Хитрый ум тут же подсказывает, какую выгоду из этого можно извлечь. Но гадкий характер не дает возможности ей воспользоваться — не завел я добрых знакомых в табельной, так что увильнуть от работы не смогу. Жалко. А как было бы здорово — пришел, отметился и пошел домой. А вода продолжала бы течь, независимо от моего присутствия\отсутствия.
По выезду был пойман, обыскан на предмет курева и записан за ранний выезд.

20 сентября
После смены пошел на «четверг» — профилактически-карательное мероприятие, имеющее целью укрепление трудовой дисциплины.
В гулком пустом актовом зале собралось десятка два нарушителей. Комиссия во главе с председателем трибунала — инженером по технике безопасности, расположилась за столом президиума. Рабочие по очереди выходили к трибуне и бормотали нелепые оправдания. Тут были негодяи всех мастей: курильщики, пьяницы, ездоки на лентах, расхитители цветного металла и злостные прогульщики. Я со своим ранним выездом чувствовал себя мелкой шпаной в компании матерых уголовников.
Члены комиссии слушали в пол уха, переговаривались между собой. Лишь председатель пытался усовестить нарушителя:
— Ты сколько лет на проходке? Около десяти? И не знаешь, что курить в шахте — это преступление? А-а-а, ты не курил? Но у тебя по выезду нашли сигареты. Забыл выложить? Да что ж вы все такие забывчивые?! В общем так — мы будем ходатайствовать о возбуждении уголовного дела. Да. До восьми лет.
Ошарашенный проходчик клялся и божился, что больше так не будет, что бес попутал, и что с завтрашнего дня вообще бросит курить. Насладившись его унижением, трибунал выносил приговор — месяц каторжных работ. Каторжными работами называлась чистка канавок — занятие не столько тяжелое, сколько тупое и малооплачиваемое. Канавки — стоки для воды, проложенные по всем выработкам — чистила специальная бригада, пополнявшаяся такими вот штрафниками.

Так же гуманно обошлись и с остальными. Кто-то составил компанию проходчику, кого-то лишили премии, другим понизили разряд. Ни увольнений, ни уголовных дел. Шахта, не платившая зарплату, не могла позволить себе строго карать рабочих, которые и без того разбегались.

Наконец, пришла моя очередь идти к трибуне. Краснея и сбиваясь, рассказал небылицу об остановившихся часах. Никто не слушал. Основное зло было наказано, и мелкий ГРП-шник, выехавший из шахты на час раньше, их не интересовал. Лишив меня 25 % премии, все с облегчением разошлись.

25 сентября
Одичал я в своей первой бисовой. Людей вижу только на наряде. Ночи коротаю с крысами. Вообще-то одному ходить в шахту по технике безопасности запрещено. Мало ли что может случится — кровля обрушится, газа вдохнешь или лампа погаснет. Недавно так и случилось.
Только пришел под лаву, устроился поудобнее и развернул тормозок — погасла лампа. Пришлось есть впотьмах и ложится спать, не откачав воду.
Одному в темноте жутко. Сидеть без света мне и раньше приходилось, но тогда вокруг шумело и грохотало, рядом работали люди. А сейчас — полная тишина и ни души в радиусе километра. Лишь изредка крыса пробежит или стойка в лаве треснет. Сразу вспоминаются рассказы про Шубина, вздрагиваешь от каждого звука.
Да ладно, хрен с ним, с Шубиным, тут другая проблема — как отсюда выбираться в кромешной тьме? Сидеть две-три смены и ждать, пока меня найдут (а найдут обязательно — рабочий из шахты не выехал — отправят кого-нибудь искать) не хотелось. Надо выходить самому.
Нащупал ногой рельс и, придерживаясь его, пошел по уклону. Идти было не тяжело, я даже скорость набрал. Вдруг затрещала каска, и одновременно я почувствовал удар в лицо. Упал на спину, из носа потекла кровь. Ничего не фантазировал, сразу вспомнил, что здесь поперек уклона проложена труба. Десятки раз проходил и всегда нагибался, а тут забыл. Полежал, утерся и пошел дальше.
Потихоньку выбрался на штрек и сел ждать. Вентиляция здесь мощная, замерз страшно — даже фуфайка не спасала. К концу смены мимо потянулись люди. Я пристроился к первой же группе и вместе с ними вышел к стволу. По дороге умылся в канавке, чтобы избежать лишних вопросов. Настоящее, **ь, приключение!

27 сентября
Перевели меня обратно на пересып. С тоской вернулся к своей лежанке, лопате, течке. Понравилось бездельничать. За время моего отсутствия (точнее, не моего, а Верховского Л. И.) пересып совсем обветшал и прохудился. Никто его не латал, и если бы не задавило лаву, пришлось бы мне умереть на лопате.
Лаву мы закончили, но переходить некуда, поэтому грызем целик. В связи с этим мужики вспомнили случай. Так же, как сейчас, рубали целик и вдруг обнаружили нечто длинное, продолговатое, стоящее торчком через равные промежутки.
— Рёбра мамонта! — обрадовался кто-то
— Какие, на **, ребра мамонта?! — осадили его. — На штрек выехали и уперлись в рамы крепи.

2 октября
Лаву мы закончили, демонтируем комбайн. Мы — в смысле — они, ГРОЗы. Я палец о палец не ударил. Залез в лаву, смотрел, как они лениво крепят. Даже уснул там на пару часов. Как там у поэта Лёхи из будущих записей: «Лава — ад в темноте…»? Да ничего, нормально. Пока не начала садится — обычное место. А если рядом работают балагуры-коллеги, то еще и веселое.

Один работяга, рассказывая про своих знакомых, оговорился — «он её живет». Какое удобное словосочетание, заменяет сразу и «он с ней живет», и «он её ебет».

3 октября
Сорвался с половины пары, наспех поел и побежал на автобус. Уже толкался у двери, когда Верховский замахал из салона и показал 4 пальца. Все понятно, я только этого и ждал. Четвертая смена, первая бисовая лава, старый знакомый — насос.

12 октября
Сладко задремал в шахте, проспал. К стволу бежал бегом и, все равно, выехал самый последний. Автобус не отправляли, ждали меня. Мужики накинулись:
— Спишь, гад!
— Да у меня лампа погасла… — слабо оправдывался я.
— Какая лампа?! Вон рубцы от фуфайки на морде еще не разгладились!

23 октября
Каску, падлы, украли. На работу пошел в чужой, потом получил на складе. В бане часто воруют. Самое ценное — сапоги. Выдают их редко, а рвутся они быстро. Зацепился о проволоку или порезал о породу и все — ходишь с мокрыми ногами. Свои сапоги я оставляю без боязни. Нашел их в грязной бане после того, как украли новые. Голенища наполовину оторваны и связаны проволокой, портянки торчат из прорех — на такие никто не позарится.
В чистой бане выгребают мелочь из карманов. Мужики подозревают, что делают это банщицы. Не раз видели, как они, протирая пол, слегка похлопывают по карманам курток — ищут, где зазвенит.

28 октября
После двух выходных спустился под лаву, а там воды по пояс. Потоптался на бережке, затем снял штаны и, голожопый, в сапогах на босу ногу, побрел к насосу. Водичка холодная!

Знакомый электрик рассказывал. Послали их в неиспользуемую выработку ремонтировать пускатель. А там по дороге низина, и в ней — вода. Они тоже разделись — каски на голове, лампы и одежда в руках — и прошли затопленный участок. А чтоб на обратном пути снова не раздеваться, так и пошли дальше голыми. Нашли пускатель, открыли крышку, склонились, спорят. Жаль, говорит, фотоаппарата с собой не было! Такая чудная картина — стоят три голых мужика, яйца до колен, рассуждают о чем-то умном.

2 ноября
Несколько слов о том, как я работаю (если это можно назвать работой). Хожу ежедневно в ночь, зарабатываю больше других ГРП — ставка плюс ночные и копытные. По дороге к своему уклону сую нос во все пустоты за рамами и затяжками, ищу что-нибудь полезное. Или бесполезное. Сегодня вот нашел 4 кг свинцовой оболочки от кабеля.
Спускаюсь под лаву, включаю насос и принимаюсь за тормозок. Одновременно читаю — раньше собирал газеты по всему уклону, пока не нашел «Поднятую целину» Шолохова (в школе не читал, думал — чушь какая-то, а сейчас нравится). Поев и почитав, укладываюсь в люльку — это два распила и фуфайка сверху.
К 7-ми просыпаюсь, выключаю насос и двигаюсь на выезд. Сказка, а не работа. Коллеги выезжают черные, уставшие. Я — чистый и заспанный.
Прихожу домой и падаю в кровать. Семья ходит на цыпочках:
— Тс-с-с! Папа после ночной спит!

10 ноября
Все хорошее когда нибудь заканчивается, и моя командировка подошла к концу. С понедельника иду по сменам. Но грех жаловаться — я неплохо отдохнул. Два месяца не брал лопату в руки.
Сегодня меня напугали. Сижу, ем тормозок, а тут спускается мужик в белой каске. (У работяг каски оранжевые, в белых ходит начальство. А шляться по брошенным выработкам может только начальство с участка ВТБ — самые зловредные в шахте люди.) Мой спасатель спрятан в километре от меня, а возле топчана лежит награбленное — свинец и кабель.
— Все, — думаю, — попался. Сейчас хлопнут и за спасатель, и за кабель.
Но нет, пронесло. Мужик выдрыхся на моей лежанке и ушел.

12 ноября
Чужое звено, почти никого не знаю. Работаем мы теперь во второй западной лаве, в той самой, которую закрыли после смерти посадчика. Я там прежде ни разу не был, ощущал себя учеником, впервые спустившимся в шахту. Со временем освоился. Сидел на кнопках, грузил вагоны, а на лопате умирал другой ГРП.
Верховский опять выдавал перлы:
— В духовке должно быть чисто, как у невесты перед свадьбой!
— У нас всегда так: то ** длинный, то рубашка короткая.
А я уже думал, что наизусть знаю все его поговорки и присловья.

14 ноября
В первую смену ходить не так противно, потому что не до конца проснулся, совершаешь все действия автоматически. Зато в автобусе — давка, в клети и в бане то же самое. Начальство всех мастей и рангов шастает мимо. Я мало кого знаю в лицо, реагирую на любую белую каску. Нет, не люблю я первую смену. Как, впрочем, и вторую, и третью.

Привыкаю к новому звену. Это с виду они неказистые, познакомишься поближе — нормальные мужики. Правда, если знакомиться еще ближе, то всплывают их мелкие гадости и гнусности. Одну гниду определил с первого дня. Это горняк Саня Н-цев. В первый же день коллеги спросили:
— Ну как тебе у нас в звене?
— Да нормально, — отвечаю. — Только Н-цев достает.
— Так пошли его на **!
Что я теперь иногда и делаю.

18 ноября
Давали повышенную добычь, премию за которую платят сразу по выезду. А тут конвейер сломался — лопнул стержень, что скрепляет две части головки. Не знаю я, как все это правильно называется, суть не в этом. Мужики, не долго думая, загнали вместо этого стержня черенок от лопаты и поехали дальше. Действительно, не терять же деньги из-за такой ерунды! Конвейер работает, только детали его лязгают, скрежещут, бьются друг о друга так, что искры летят.
Не этой ли русской смекалкой гордится Задорнов? Какие-нибудь немцы остановились бы и ждали ремонтников. А наши тут же находят выход: болты срезало — скрепим проволокой, стержень лопнул — поставим черенок от лопаты, тумбы задавило — выдернем комбайновой цепью. И все закрутится, заработает. Правда, не совсем так, как положено. Вскоре механизм полностью износится. Или травмирует кого-нибудь из находчивых работяг.
Не потому ли у русских все через жопу, что они такие смекалистые и сообразительные? Напрасно радуется Задорнов. В одном с ним согласен — с этим непредсказуемым народом нельзя воевать.

20 ноября
При посадке в клеть, толкаясь с коллегами, подумал: возможно, кто-то из них сегодня не вернется из боя. Тут же испугался этой мысли и быстро подумал по-другому: не надо, пусть все возвращаются, пусть живут долго и счастливо, только поменьше пьют. Я, уже полгода не пьющий, совсем не понимаю коллег, с вожделением говорящих о водке. На днях давали зарплату — в рабочем автобусе не было ни одного шахтера, все они толкались у фонтана — излюбленного места отдыха работяг ш-ты «Княгининской». Ведь и я был таким совсем недавно. Нет, не совсем таким. В моей любви к водке не было искренности, одно ухарство. Коллеги же любят её чистосердечно и бескорыстно, всей душой.

25 ноября
Я теперь вагонщик. А раньше был коренным, пересыпщиком, секретным водоотливщиком. Сколько должностей сменил, оставаясь в своем мелком и непочетном звании ГРП.
Мое теплое местечко на кнопках портят лишь две вещи — канат и дорога. Нагружая вагоны, я протягиваю их под конвейером при помощи лебедки. Когда канат полностью намотается на барабан, его нужно растягивать. Два-три раза в смену, и это чистое наказание. Тяну, упираясь рогом, грязный стальной трос, надрываюсь, оступаюсь, падаю. В голове постоянно крутится строчка Некрасова: «Этот стон у них песней зовется…» Эта ежедневная пытка действительно напоминает труд бурлаков.
Другая неприятность — дорога к рабочему месту и обратно. До нашей второй западной лавы («дикий запад», как её называют) километра три по воде и грязи. В козу все не вмещаются, таким скромным парням как я часто приходится топать пешком. Все бы ничего, но мои сапоги больше напоминают лохмотья нищего, чем обувь шахтера. Да и не только мои. Вот и скачем как обезьяны, цепляясь за рамы всеми четырьмя конечностями и хвостом.
Сегодня ехал «на броне» — висел на электровозе, вцепившись в его выступы и неровности. Рядом висело еще пяток рабочих. Очень опасный способ передвижения. Можно сорваться и угодить под колеса, можно удариться о низкую раму крепи или о встречные вагоны. Однако, пешком ходить никто не хочет, поэтому рискуем. И мы, и машинист, позволяющий это. Отцы-командиры не хотят ремонтировать вторую козу, но случись травма — виноваты будем мы с машинистом.


26 ноября
Дали мне в помощь молодого усатого паренька. Всю смену он лопатил, а я сидел за кнопками, как какой-нибудь звукорежиссер. Мы, вагонщики, оказывается, еще не самый низший подземный класс. Есть еще ребята, которые ходят на зачистку, годами не расстаются с лопатой.
Мой помощник всю смену развлекал меня эротическими (скорее даже порнографическими) историями с использованием собак, лошадей, змей, рыб, кур, овец и коз. Я порой сомневался — а он, часом, не из этих… как их… ну… противных?


27 ноября
Замечательная смена, к тому же последняя в этой тройке. Конвейер сломался, слава богу. ГРОЗы всю ночь с ним возились, а я дремал за кнопками либо с удовольствием ссорился с говнюком Н-цевым.


2 декабря
Сука Н-цев опять всю смену тиранил меня. С учетом того, что постоянно нет порожняка или ГРОЗы что-нибудь ломают, работа у меня не сложная. Еще бы от горняка избавится — в отпуск его отправить или на больничный.

Работает у нас стопорная по кличке Изжога — вредная баба, внешностью и повадками напоминающая маленькую злющую собачонку. Помимо своих обязанностей она с особым рвением блюдет трудовую дисциплину, а именно — записывает рабочих, раньше времени выехавших из шахты. А как их запишешь, если фамилии не знаешь, табельный номер на робе не выбит, а на рожу все одинаково грязные? А по номеру спасателя. Выйдя из клети и завидев поджидающую их Изжогу, нарушители стараются скрыться бегством. А та гонится за ними, пытаясь на бегу рассмотреть и запомнить шестизначные номера. Забавная тетка.

4 декабря
А я дома! Хотя должен сейчас толкаться в грязном автобусе, на промозглом ветру ждать посадки в клеть, примерзать резиновыми сапогами к железному полу.
Как положено вышел на остановку, прождал час — автобуса не было. Толпа рабочих постепенно рассосалась, я остался один. Встретил Верховского, пешком шлепающего на шахту.
— Не жди, автобуса не будет.
— Что же делать?
— Смотри сам. По договору вас обязаны возить.
Не скажу, что я расстроился. Даже наоборот.

11 декабря
Почти ежедневно посылают кого-нибудь мне в подмогу. Предполагается, что именно сегодня мы дадим невиданную добычь, и я не успею одновременно и вагоны грузить, и просыпающийся товар подбирать. Мой сегодняшний помощник с первых же минут смены поссорился с горняком. Чтобы досадить ему, Н-цев помирился со мной и запретил брать в руки лопату. Так что вся тяжелая работа легла на бедолагу ГРП, а я мерз на кнопках. Несколько раз порывался помочь ему, но горняк зорко следил за отбытием наказания. Поражаюсь я выносливости этих парней-горнорабочих. Всю смену шурует огрызком лопаты и не валится с ног.

Уголь рабочим не возят и выносить из шахты не разрешают. Охрана отнимает по выезду. И, тем не менее, все выносят. Топить-то надо. Да и в охране — тоже люди, у них тоже печки, всегда можно договориться.
КС-ники, машинисты, путевые и водяные выбирают его из вагонов, что я гружу. Идешь мимо опрокида — стоит наша добычь, вагоны наполовину пусты, остался лишь штыб и порода.
Горбатые вывозят уголь пачками (вот оно — преимущество работы в струговой лаве). Каждый берет пачку килограммов на 20, а то и две. На гору едем доверху нагруженные, прямо как мешочники. Или челноки. «Чартерный рейс»- смеются коллеги.

13 декабря
У меня выходной, но я пошел в третью. Отдавать родине долги, отрабатывать день, когда не было автобуса. Смену выбрал умышленно, чтобы попасть со своим прежним звеном. Увидел милые знакомые лица, обрадовался. И они обрадовались. Звеньевой пошептал на ухо Подсвинку, и тот отметил меня в табельной. Смена закончилась, не прошло и 20-ти минут.
Вот только погода испортилась, и автобус уже ушел. По сугробам побрел я домой, как Амундсен, возвращающийся с полюса. Собак мы давно уже съели, тяжелые сани с обмороженным товарищем я волок за собой, пробираясь через торосы по колено в снегу, превозмогая ледяной ветер, эх….

21 декабря
Шел на работу, в надежде, что товарищи отметят меня. Последний день перед отпуском — традиция. В нарядной призывно заглядывал им в глаза, все время крутился под ногами, чтоб не забыли про мой отпуск. Они не забыли, но и не отметили. Ну и хрен с ними. Сменой больше, сменой меньше… Тем более, всю грязную работу выполнял другой ГРП, а я, соответственно, чистую, если в шахте вообще бывает чистая работа.
По выезду звено в лице Андрюхи-комбайнера попыталось объяснить, что если бы, да кабы, то меня непременно отметили бы. Но мне было уже наплевать и на Андрюху, и на звено, и на всю угольную промышленность в целом.

26 декабря
На шахтах опять трагедии. На «Краснолучской» рабочих опускали лебедкой по наклонному стволу. Барабан обледенел, тормоза не сработали, и помчались они вниз с ускорением почти свободного падения. Все повыпрыгивали на ходу, один не успел.
А у нас двух проходчиков побило.
Зато на «Известиях» нечаянная радость — выдали задолженность за три месяца. Известинцы покупают водку ящиками. Наши смотрят с завистью:
— Вот это, я понимаю, праздник. А тут…

2002 год
28 января
Поскрипывая и вздыхая пошел на работу. Ожидание неприятностей обычно страшнее самих неприятностей. Меня не стошнило при виде шахты. Процесс внедрения происходил постепенно — автобус, нарядная, баня, табельная, ламповая, снова автобус — и почти безболезненно.
Оказывается, пока я сдавал сессию, коллеги бастовали. Даже не бастовали, а тупо отказывались от спуска в шахту. И сегодня начальник спросил каждого, идет ли он в шахту. Пошли все.
За месяц моего отсутствия лаву не закончили, так что рабочее место не изменилось. Всё та же куча под конвейером и лопата с короткой ручкой. На этот раз она досталась мне. Лениво кидал товар, стер руки, отвыкшие от работы, и уже начал подозревать, что эта смена никогда не закончится.
Спросил Верховского, отпустят ли меня на курсы ГРОЗ. Тот ответил утвердительно. Значит решено — становлюсь ГРОЗом. Хватит уже числится в команде недоразвитых.

29 января
Вышел в четвертую, а звено идти в шахту отказалось. Для меня это дело новое, забастовочного опыта — один день на «Краснолучской», который потом пришлось отрабатывать. Какое-то время колебался, слушал коллег. Все они кажутся грамотными, знают законы, ходят по судам и прокуратурам, некоторые участвовали в знаменитых пеших походах на Киев. А я ни хрена не знаю, хоть и горжусь своими двумя неоконченными высшими.
Курсы ГРОЗ с 4 февраля. Напишу заявление и подамся в горбатые. Буду профессионально расти, зашибать деньгу, зарабатывать бурсит и силикоз.

30 января
Вчера мы не пошли на работу в четвертую. Написали заявление на имя директора. «Я, ФИО, 29.01.02 отказался спуститься в шахту в связи с невыплатой зарплаты за октябрь, ноябрь, декабрь 2001 г.»
Возможно, когда нибудь это покажется диким, а сейчас работать и не получать зарплату — в порядке вещей. Постоянно меняется руководство шахты. Новый директор начинает с заявления: ?